Эту статью можно было бы начать с рассуждений о значимости информации в современном обществе. Однако нам не хотелось бы утомлять читателей повторением общеизвестных истин. Поэтому перейдём сразу к сути вопроса.
Любое социальное продвижение всегда сопровождается стремлением получать как можно больше достоверной информации. Очевидно, что многоопытный воротила с Уолл-стрит знает о происходящих на бирже процессах больше, чем новичок-трейдер, а глава компании информирован о ее активах и пассивах лучше стажёра. Почему же мы так часто наблюдаем ситуацию, когда опытные и влиятельные люди, главы предприятий, государств и корпораций многократно совершают очевидные всем (но не им самим) ошибки, неизбежно ведущие к краху и их самих, и возглавляемые ими структуры? Это можно объяснять ленью, усталостью, происками врагов и многим другим. Однако мы будем настаивать на том, что наступление “периода глобальных ошибок” естественная стадия информационного развития любого сообщества. Особенно тех сообществ, которые уделяют избыточному внимание контролю над информацией. Мы полагаем, что этот принцип актуален для любых сообществ, начиная от семьи и заканчивая государством.
Для того, чтобы разобраться в проблеме, нам понадобятся два базовых понятия – первичная и вторичная информация. В нашей монографии 2008 г. была подробно рассмотрена их роль в развитии социальных процессов. Первичная, достоверная, базовая информация составляет меньшую часть “информационного поля”, это своего рода “информационный фундамент” общества. Только на базе этой информации могут делаться научные открытия и приниматься адекватные управленческие решения. Но эта информация в большинстве своём малодоступна или сложна в освоении. Поэтому многие люди знают роман “Война и мир” по фильмам, “Джоконду” Леонардо да Винчи по репродукциям на футболках и пластиковых пакетах, а диссертацию Менделеева рассматривают исключительно как факт открытия водки.
Наша гипотеза состоит в том, что начиная с определённого момента степень информированности руководителя любой социальной группы обратно пропорциональна количеству получаемой им первичной информации. Здесь невольно напрашиваются аналогии между социальными информационными процессами и информационным парадоксом чёрных дыр Стивена Хопкинса. Информация исчезает, хотя “должна бы быть”.
Для первобытного человека достоверная информация – основа выживания. Любые иллюзии, формирующие картину мира, отличающуюся от реальности, ведут только к одному результату – к смерти. Неправильно оценил съедобные качества растения, не сумел оценить опасность от хищного животного – и наступает гибель. Но как только появляется первый вождь и начинает формироваться прообраз человеческого общества – ситуация начинает меняться. Теперь то, что необходимо для выживания можно получать не только “снизу” (от природы), но и “сверху” (от правящей верхушки, в результате перераспределения благ). Соответственно у некоторой части людей начинают формироваться навыки, ориентированные на получение “пищи” именно таким образом. Можно смеяться над молоденькой содержанкой, панически боящейся быть неприглашённой на презентацию крема для пяток. Но в системе её выживания презентация крема занимают такое же место, как информация о повадках саблезубого тигра для первобытного человека. Это – средства выживания. Любое существо неизбежно стремиться к информации, которая бы гарантировала его выживание в ближайшей и долгосрочной перспективе. Жаль, что А. Маслоу в своей пирамиде “потребностей” не указал “потребность в получении первичной информации”. Возможно она заняла бы одну из базовых позиций, даже более значимую, чем потребность в безопасности.
На этапе создания любой структуры или сообщества потребность в достоверной информации очень высока. Влюблённый хочет как можно больше знать о предмете своего обожания. Предприниматель – о рынке, налогах и конкурентах. Молодой политический лидер – о социально-политических процессах в стране. Каждый из них понимает, что чем больше объективной информации удастся получить, тем больше шансов закрепиться в желаемом социальном статусе. Если процесс развивается успешно – достоверной первичной информации становится все больше и больше.Возникает необходимость принять решение о критериях отбора и методах обработки поступающей информации. И именно это решение часто становится “началом конца” для многих структур и сообществ. Потому что информация с течением времени меняется (что все понимают), а критерии её отбора часто остаются неизменными! В результате важные сведения буквально “улетают в чёрную дыру”.
“Что мне важно знать, чтобы развивать и защищать свой бизнес?” – рассуждает молодой предприниматель. Допустим, в зону его внимания попадают поставщики, рынки сбыта, конкуренты. Именно на них он нацеливает все своё внимание. Длительное противодействие “замыливает” взгляд, приводит к тому, что проблемы “типизируются” и раскладываются по полочкам. И вот возникает ситуация, которая внешне очень похожа на множество других ситуаций. Допустим, речь идёт о новом собачьем корме, который успешно вышел на рынок, а потом вдруг полностью перестал продаваться. Что это? Низкое качество рекламы? Диверсия конкурентов? Саботаж сотрудников? Уже не молодой, а многоопытный лидер перебирает все эти варианты, находит аргументы в их поддержку, принимает жёсткие управленческие решения. А все вокруг с изумлением смотрят на этот цирк, потому, что даже последнему клерку в компании понятно, что корм просто напросто невкусный. С точки зрения собак, разумеется.
Проблема примитивна, её решение лежит на поверхности. Но мелкие ячейки сложившегося в компании “информационного сита” не пропускают информацию от младшего клерка к директору.
Есть замечательная история (или легенда) о конструкторе С.П. Королеве. Рассказывают, что некий рабочий случайно уронил гайку внутрь механизмов космического аппарата. В течение дня он пытался её достать самостоятельно, но когда понял, что это невозможно, нашёл Королева и рассказал ему о случившемся. Аппарат пришлось разбирать, сроки задерживать. А рабочий получил премию. Если бы не его признание, в космосе могла бы случиться авария, о причинах которой сложно было бы догадаться. Эта история хорошо демонстрирует значение достоверной информации в эффективной системе управления. Можно привести огромное количество и других примеров, демонстрирующих аналогичное поведение многих признанных лидеров в разных областях человеческой деятельности. Но многие из этих примеров воспринимаются как забавные парадоксы, нехарактерные для устоявшихся механизмов социального взаимодействия.
Многие субъекты, в “процессе борьбы с энтропией” стараются создать идеальную систему, работающую как “четко отлаженный механизм”. О недостатке таких систем в научной литературе написано немало, поэтому ограничимся лишь вниманием к отдельным информационным процессам. По мере создания “идеального сообщества” стремление к перфекционизму активно отсеивает все, что не соответствует “идеальной модели”. Постепенно форма начинает довлеть над содержанием деятельности. Если речь идет о государственной системе, выхолащивается искусство, регламентируются межличностные отношения, делается попытка оказать влияние даже на содержание мышления участников процесса. Но и в частной жизни этот процесс не менее заметен. “Идеальная” медсестра будит больного, чтобы дать ему снотворное, а “идеальная” домохозяйка кормит семью в жару горячим супом (Э.Берн).
Может показаться, что между “старательной домохозяйкой” и лидером какой-нибудь банановой республики очень мало общего. Но с точки зрения “информационного парадокса” общего как раз больше, чем отличного. И тот и другая ориентированы в своем сознании на “идеальную модель” и ограничены в готовности воспринимать не соответствующую этой модели информацию. Кроме того, “идеальность” намеченной цели придаёт чувство правоты и уверенности, заставляющее жестко реагировать на любые попытки “изменить курс” извне.
“Идеальная модель” – это, прежде всего недостижимая модель, созданная разумом и фантазией человека и относительно далёкая от реалий меняющегося мира. Она привлекательна как нечто, противоположное хаосу, но по мере того, как хаос отступает, ее привлекательность теряется. Поколение, которое считает, что тоталитарный режим помог победить в большой войне, будет к этому режиму намного лояльнее, чем поколение увидевшее “модель” в относительно развитом состоянии. Точно также как муж, знающий о том, что его супруга голодала в годы юности, с большим пониманием отнесётся к “горячему обеду в жару” чем дети или внуки упомянутой “идеальной домохозяйки”.
Отсюда происходит традиционное желание лидеров различного уровня сплотить свою группу, создав образ врага. Пока есть враг – есть хаос. Пока есть хаос – есть власть.
Именно в тот момент, когда хаос отступает, появляются предпосылки явления, которое принято называть “революционной ситуацией”. Говоря о “революционной ситуации” мы, безусловно, будем отталкиваться от хорошо известного определения, данного В. И. Лениным в работе «Детская болезнь „левизны“ в коммунизме»: «Для наступления революции обычно бывает недостаточно, чтобы „низы не хотели“, а требуется ещё, чтобы „верхи не могли“ жить по-старому». Однако с той существенной разницей, что Ленин говорил конкретно об обществе и революции, а мы хотели бы рассмотреть это понятие намного шире, как применимое ко многим сферам человеческой деятельности.
Что такое “революционная ситуация” с точки зрения информационного парадокса? Это конфликт объективной (“природной”) информации и субъективной, социально навязанной информационной модели. Конфликт тех, кто получает “пропитание снизу” (как результат собственной трудовой деятельности) и тех, кто получает “пропитание сверху” (как результат перераспределения благ). Масштаб примера совершенно не влияет на сущность процесса. Бизнесмен и домохозяйка, руководители и предприниматели, рабочий и директор завода. Все эти пары при определённом допущении могут быть изучены как “верхи” и “низы” в микро – или макросообществах.
Предпосылкой кризиса “низов” является объективный конфликт двух информационных картин мира “идеальной” и “реальной”. Причём низы оказываются буквально раздавлены между “молотом” и “наковальней”. К примеру, государство приказало посадить кукурузу. А кукуруза в этом климате не растёт. На уровне чиновника средней руки еще есть шанс “угодить руководству”, обосновав теми или иными обстоятельствами отсутствие урожая. А у “низшего звена” такой возможности нет. “Низы” и рады бы подыграть “верхам”, но реальная, объективная, природная среда выдаёт свой набор информационных составляющих, которые категорически “не стыкуются” с указаниями сверху. Фактически “низы” оказываются в ситуации выбора между собственной гибелью и рискованным противостоянием “верхам”.
Предпосылкой кризиса “верхов” является сложившаяся традиция противостояния хаосу. “Сопротивление низов” в этой традиции рассматривается также как элемент хаоса, который необходимо преодолеть привычными средствами. Проблема в том, что то, что выглядит как хаос, на самом деле таковым не является. Это, если так можно выразиться лишь “новая вводная”, вполне объективный объем информации, который необходим сообществу для его выживания.
Недавно петербургские учёные провели интереснейшее исследование роли опухолевых клеток в эволюции, убедительно доказав, что природа этого явления далеко не так однозначна, как было принято считать до недавнего времени. Последнюю сотню лет врачи и учёные пытаются создавать все новые методы и лекарства, которые должны убивать опухоли. Лекарства становятся все мощнее, все токсичнее, но победить рак никак не удаётся. Профессор А.П. Казлов характеризует эту ситуацию как поиск “под фонарём”. Опухоли возникают практически у всех живых существ и большинство из них – доброкачественные. Но и большинство злокачественных не убивают своего хозяина и вообще никак себя не проявляют, многие обладают способностью к “самоликвидации”. Опухоли – это, прежде всего, механизм эволюции, благодаря которому появляются новые гены, что и позволяет совершенствоваться всему живому. “Мозг – это тоже опухоль” говорят учёные.
Думается, что некоторая аналогия с социальными процессами здесь вполне уместна. “Революционная ситуация” это тоже своего рода опухоль, в основе которой заложена не исключительно смерть той или иной “идеальной модели”, но и эволюционный потенциал, нечто, определяющее будущую перспективу развития. Избавление человечества от всех видов опухолей на биологическом уровне означает полный отказ от эволюции и неизбежную гибель физических существ. Радикальная борьба с “кризисом низов” – означает то же самое.
Если мы вернемся к нашему определению, характеризующему кризис “низов” как объективный конфликт двух информационных картин мира “идеальной” и “реальной”, то здесь важно понимать, что реальная картина мира всегда и при любых условиях будет оказывать большее¢ влияние. В конечном счёте, никакие идеологические доктрины, пропаганда, финансовые вливание и прочее не могут изменить этого обстоятельства.
Цельная картина мира – это как устойчивое стояние на двух ногах. Если ее нет, то человек ведет себя точно так же, как гимнаст, потерявший равновесие – начинает судорожно махать руками, изгибаться торсом и пытаться найти новую точку опоры. И никакие уверения в том, что бревно также надежно как вчера эту ситуацию изменить не могут – потому что перед глазами у гимнаста пол и перспектива удариться об него лбом.
Здесь мы подходим к такому вопросу, как границы возможности пропаганды. Любой пропаганды на любом уровне. Почему при всех достижениях психологии, социологии и многих других дисциплин пропаганда влиятельна, но не всесильна? Для того чтобы понять это достаточно вспомнить великого, без преувеличения, пропагандиста Йозефа Геббельса. Который блестяще сумел убедить целую нацию в истинности своих доктрин. Качественно, но ненадолго. Ровно до тех пор, пока реальность не столкнулась с “идеальным миром арийского будущего”.
Не так важно, каких именно взглядов придерживается человек. Значительно более существенно, как эти взгляды связаны с окружающей его реальностью. Миллиарды мелких связей, закономерностей, фактов создают вокруг личности комфортную информационную среду обитания, в которой более-менее понятно, “что из чего следует” и “что куда может привести”. Иногда в этой картине мира появляются пробелы, показывающие, что все не совсем так, как человек представлял себе ранее. Если эти пробелы невелики, сознание найдёт возможность их “загладить”, дав то или иное приемлемое объяснение. Но бывают случаи, когда “информационное пространство” вокруг человека начинает таять буквально на глазах. Он перестаёт понимать, какие именно действия и мысли могут быть “правильными”, а какие нет. И эта ситуация, при всей ее внешней простоте и очевидности не имеет однозначного решения.
Например, директор почти разорившегося предприятия пытается успокоить рабочих, заверить в благополучии и даже выплатить внеплановую премию. Под угрозой выговора он запрещает распространять слухи о банкротстве предприятия. На первый взгляд, кажется, что это может помочь. Но если сотрудники на самом деле уверены в неизбежности кризиса (неважно объективно или нет) существенного эффекта такие меры не дадут. Выживание (страх физической гибели связанной с нехваткой пропитания) всегда сильнее социального страха наказания. Почти любое социальное наказание относительно обратимо. Смерть – нет.
Искусственная, навязанная пропагандой информация в долгосрочной перспективе всегда проигрывает реальной картине мира по одной единственной причине – из-за отсутствия полноты. Тех маленьких, сиюминутных, проходящих связей и деталей, которые служат ежедневным подтверждением реальности. И поэтому чем лучше, чем мощнее созданный пропагандистский аппарат, тем ниже эффективность его работы, потому что создаваемая им реальность все дальше и дальше удаляется от реального мира. Пока пропасть, наконец, не становится явной и очевидной. Человека можно долгое время убеждать в том, что прогулки на свежем воздухе вредны для здоровья. Но его с помощью гипноза и жёсткие методы манипулирования сознанием удастся убедить его в том, что ему не нужна пища – эффект от воздействия будет недолгим. Либо смерть, либо инстинкт самосохранения вскоре поставят точку в этом вопросе.
Страшнее смерти, может быть только страх смерти. Неопределённость “картины мира” наиболее благоприятная среда для формирования этого страха. Даже условное благополучие не может помочь человеку преодолеть этот страх. Безработный, получивший большое “выходное пособие” но неуверенный в своём будущем может испытывать больший стресс, чем тот, кто при небольшом количестве наличности уверен в своём будущем. “Оптимизм д’Артаньяна с тремя экю в кармане” это уверенность в том, что он знает и понимает окружающий мир и владеет необходимыми навыками для его “покорения”. То, что есть сегодня, не гарантирует завтра. Это обстоятельство определяет низкую неэффективность отдельных финансовых вливаний как средства стабилизации “революционного разрыва верхов и низов”.
Как только возникает сомнение в “устойчивости картины мира” начинается поиск “почвы под ногами”, что чаще всего связано с таким явлением как “эмиграция”. Обычно “эмиграцией” называют переселение из одной страны в другую. Но мы позволим себе немного расширить этот термин, придав ему более широкое значение. Назовём так процесс, при котором разочаровавшийся в своём микро – или макросообществе человек физически или психологически переносит ресурсы и возможности в другую среду. “Физическая” эмиграция понятна и очевидна – уехал в другую страну, ушёл в другую семью, сменил работу. Намного интереснее эмиграция психологическая. Жена, разочаровавшаяся в муже, сохраняет социальный статус замужней дамы, но все своё внимание уделяет карьере, подругам и родственникам. Сотрудник, разочаровавшийся в своём руководителе, перестаёт все силы отдавать работе и начинает выполнять на производстве “левые заказы” для себя лично. Психологическая эмиграция далеко не так заметна, как ее физический аналог, но влияние, оказываемое ей на социальные процессы, может быть исключительно велико и даже необратимо.
СМИ часто пишут о проблемах оттока кадров между странами или регионами. А ведь есть менее очевидные и более существенные процессы, которые оказывают мощнейшее влияние на формирование “революционной ситуации” и определяют ее сущность как информационного парадокса.
Как известно, определённой “панацеей” от ошибочных решений руководителей высшего звена является их нивелирование на местах. Здесь можно привести множество цитат от П. А. Вяземского до М.Е. Салтыкова-Щедрина, и само количество этих цитат показывает популярность и актуальность этой идеи в различные исторические эпохи. Проблема в том, что как мы уже писали ранее, стремление к “идеальной модели” на уровне крупных социальных структур, например, государства, приводит к высокой степени регламентированности всех сторон жизни. “Идеальная модель” требует “идеального человека”, т.е. прежде всего персону, максимально лояльную основным идеям и требованиям “идеальной модели”. А может ли “идеальная персона” быть высококвалифицированным специалистом в той или иной отрасли? Рискнём предположить, что не может.
Высококвалифицированный специалист всегда ориентирован на постоянный поиск, “узкозаточен” на интересующий его предмет. Он обладает высоким уровнем компетенции в своей профессиональной области, что само по себе уже является предпосылкой к конфликту, поскольку он не может и не должен в сфере своей профессиональной компетенции соглашаться с людьми, знающими данный предмет хуже него. Ну и наконец, специалист в первую очередь ориентирован на содержание деятельности, а не на создание “сущностей и форм”.
Вспоминается забавный конфликт, получивший название “Shoegate” между разработчиками и “продажниками” компании Facebook, о котором СМИ писали в 2015 году. “Продажники” возмущались небрежно одетыми босоногими разработчиками, заходившими в общий кафетерий и пугавшими своим видом заглянувших в компанию клиентов. Те в свою очередь отмечали, что именно они являются создателями продукта, и их личный комфорт существенно влияет на результат общего дела. В итоге “победила дружба” и признание того факта, что каждая специализация имеет свою специфику труда.
Не будем утверждать, что именно лояльное отношение Марка Цукерберга к босым ногам программистов определили высокую экономическую эффективность компании Facebook, но известная фраза Козьмы Пруткова о том, что “специалист подобен флюсу”, безусловно, имеет право на существование. А флюс не может быть “идеальной персоной” в рамках “идеальной модели”.
Когда “идеальная модель” на предприятии или в стране достигает фазы высокой внутренней регламентации, неизбежно возникает два процесса. Приток низко квалифицированных кадров и отток специалистов. Низко квалифицированные кадры, понимающие, что при других обстоятельствах они не могли бы претендовать даже на роль младших помощников специалистов, видят в сложившейся ситуации хорошую лазейку для карьерного роста. Жёсткое соблюдение “регламента” – правильная одежда, правильные высказывания и абсолютная лояльность системе позволяют занять достойные места в системе “идеальной модели”. Места, которые в свою очередь активно начинают освобождаться за счет квалифицированных специалистов, недовольных, конфликтующих и испытывающих острый дискомфорт из-за неумолимо сжимающихся “рамок” модели и невозможности полноценной профессиональной самореализации. Если такой специалист всё-таки сохраняет свою должность в рамках системы, велика вероятность что в той или иной степени он войдёт в состояние “итальянской забастовки” и будет рассматривать свою работу исключительно как средство получения прожиточного минимума. И направит свою “пассионарность” (Термин Л. Н. Гумилева) в более благодарное русло.
Кстати судьба “идеальной персоны” тоже не завидна. Не имея необходимой квалификации специалиста, он будет вынужден или повышать уровень своей компетентности, или доверить ключевые производственные процессы людям, которые обладают нужными навыками, или “работать как умеет”. Первое ведёт к понижению лояльности (следовательно, конфликту с руководством), второе – к зависимости от собственных подчинённых, третье – к развалу структуры.
И вот здесь происходит один из самых интересных информационных процессов. Неудачные приказы, помноженные на лояльных исполнителей, получают возможность доходить до конечного адресата в первозданном виде, лишая “конечного потребителя” иллюзий относительно их смысла и содержания. Естественный фильтр, адаптирующий “идеальную модель” теряется, и она “уходит в полный отрыв” наглядно демонстрируя свою неэффективность и неработоспособность.
Верхи не могут “управлять по старому” потому что они УЖЕ это делают. Управляют так же, как управляли раньше. Но эффект на местах получается совершенно другой.
“Низы”, которые и хотели бы, но не могут подчиниться навязываемой картине мира в силу ее полного несоответствия реальности, в свою очередь проходят несколько последовательных стадий сопротивления.
Объяснительная стадия. “Дорогая, – говорит муж жене, – ты не могла бы не звонить мне на работу каждые полчаса? Это ставит меня в крайне неудобное положение перед коллегами”.
Стадия раздражения. “Мы же объяснили, что руководству, что не можем работать на таких условиях!” Стадия раздражения сопровождается активными действиями и эмоциями и может быть ошибочно принята за апофеоз конфликта.
Стадия осмысления, ошибочно может быть принята за разрешение конфликта. Рабочие прекратили забастовку. Жена перестала делать замечания. Пикетчики разошлись по домам. “Низы” поняли низкую эффективность своих действий и “ушли в себя” решая, как можно преодолеть сложившуюся ситуацию.
Стадия поиска. Обращение к психологам, гадалкам, просмотр передач, чтение книг, посещение дискуссионных клубов. Активный поиск любой достоверной информации, которая помогла бы в решении вопроса.
Пятая стадия. Формирование модели и действие. Часто внезапное действие. Вернее действие, которое может показаться внезапным.
В известном фильме Робина Уильямса “Москва на Гудзоне” герой Робина Уильямса, находясь в Универмаге в Нью-Йорке, внезапно решает полностью изменить свою жизнь и остаться в Америке. Это действие неожиданно не только для окружающих, но и для самого героя. Но оно полностью объяснимо, учитывая, что герой к тому моменту герой заранее уже создал себе максимально идеализированную модель американского общества. Был порох. Появилась искра. Случился взрыв.
На пятой стадии круг замыкается. Старая “идеальная модель” полностью потеряла свою актуальность и значимость, а новая уже начала процесс своего формирования.
Распространённая ошибка “верхов” – избыточно острая реакция на “стадию раздражения”, которая ошибочно принимается за сам конфликт. Например, чиновник, которому не нравятся острые вопросы граждан, начинает блокировать их сообщения. Хотя если всмотреться в суть вопроса, граждане, задающие острые вопросы часто все ещё являются “потенциальной группой поддержки” данного чиновника. Те, кто действительно уже разочаровался, не будут надеяться ни на диалог, ни на результат. Вторая, третья и четвёртая стадия оставляют ещё очень много возможностей для адекватных решений. Возможностей, которые часто оказываются нереализованными.
Давайте вспомним, что сопротивление возникает в тот момент, когда “Идеальная модель” находится в высшей точке своего развития. Внутренние механизмы налажены, внешние границы укреплены, хаос почти побеждён. “Верхи” чувствуют в этот момент себя максимально комфортно. Они уверены, что у них есть силы и возможности преодолеть любое сопротивление. И это вполне объективное суждение.
Другой вопрос, что после стадии раздражения наступает стадия осмысления. Сложность этого этапа состоит в том, что он практически не имеет никаких внешних признаков. Наоборот, может возникнуть ощущение, что конфликт полностью исчерпан и “идеальная модель” перешла к новому витку своего развития. Но именно в этот момент происходит разрушительный процесс осознания “низами” своей “неспособности жить по- старому”.
Ярким примером “этапа осмысления” является роман Н.Г.Чернышевского “Что делать”. Цензура дважды вычитывала роман, не найдя в нем ничего, кроме любовной линии. В то время как В.И.Ленин считал, что этот роман преобразовал в революционеры сотни человек и изменил его самого. Чернышевский “всего-навсего” предложил новую информационную модель. Другой взгляд на мир и человека в нем. А модель оказалась настолько привлекательной, что запустила механизмы ее реализации.
Со времён Чернышевского, многое, конечно, изменилось. Скорость обмена информацией резко возросла, из чего можно сделать ошибочный вывод, что информация стала более доступной. Однако “информационный парадокс” и здесь оказал своё существенное влияние. Во времена Чернышевского, при отсутствии интересное новой информации роман “Что делать?” разошёлся “как горячие пирожки”. Случилось бы то же самое в наше время? Или аналогичное издание просто бы утонуло в море различной информации?
Многие “волевые” попытки оказать целенаправленное влияние на информационное пространство изначально обречены на поражение, поскольку имеют в своей основе количественное, а не качественное начало. Например, можно обязать местного чиновника вести аккаунты в десяти социальных сетях рассчитывая, что эта информация “перебьёт” блогера Васю. Но “блогер Вася” в своей деятельности “заточен” исключительно на внимание аудитории. Он может себе позволить не оглядываться на начальство, ругаться, делать сомнительные заявления. И именно этим он и интересен публике. Блогера Васю можно подкупить, но эти здесь информационный парадокс сыграет свою негативную роль – если “коммерческая” информация обладает заведомо низкими качественными характеристиками, блогер просто начнёт катастрофически терять свою аудиторию.
Основная проблема идеальной модели в том, что “стремясь к совершенству” она вместе с хаосом выталкивает пассионарную активность “низов” из сферы централизованного управления, заставляя её работать против себя самой.
Ещё одна существенная проблема – кадровая. Стремясь к подготовке “идеальных работников” модель естественным образом приходит к отбору людей, имеющих более- менее одинаковые взгляды и ценности.
Вспоминается забавный пример, связанные с подбором “кадрового резерва” для крупной структуры. При отборе кандидатов, руководители отдавали очевидное предпочтение молодым людям, имеющим свой небольшой бизнес, и отсеивали тех, кто работал “на зарплату” в учреждениях. Идея отбора состояла в том, что если молодой человек сумел самостоятельно в молодые годы создать свой бизнес, то он явно обладает хорошими организаторскими навыками и сможет работать на корпорацию. Практика показала – “одни не могут, другие не хотят”. Часть молодых людей оказались “мажорами” чьи бизнесы держались на плаву благодаря спонсорской помощи родителей и разочаровали новое руководство своими навыками. Другая часть, напротив, показавшая действительно высокую квалификацию в производственных процессах, сама очень быстро пришла к решению о том, что совершенно необязательно делиться доходами с начальством. И создали успешную конкурирующую компанию.
Стремление выйти из “советского прошлого” к “идеальному западу” привело в российской действительности к очевидному нравственному перекосу, когда слово “достижения” во многих случаях стало пониматься как вполне конкретная сумма получаемого дохода. Но если исходить из постулата, что всякий богатый человек непременно очень счастлив и успешен в плане творческой самореализации, нам придётся переписать всю историю человечества заново. Понадобится выкинуть из истории успешного брокера Гогена, зачем-то пожелавшего стать нищим художником, педагога Корчака, добровольно отказавшегося от свободы, и очень многих других.
Известному психологу М.Е. Литваку принадлежит следующее высказывание: “Потребности зрелой личности вытекают из её успехов, из ее дел. Незрелая личность, не делая дел, копирует потребности зрелой личности, увеличивая их размеры”. Действительно, избыточная гиперболизация каких-либо потребностей финансового, сексуального или пищевого свойства не говорит о норме. С другой стороны, мы часто наблюдаем ситуацию, когда накопление материальных благ носит соревновательный характер и является формой глобальной ролевой игры. И такое социальное явление к “дауншифтинг” (“отказ от чужих целей”) не случайно начало распространяться в экономически успешных США и Австралии, а в России – в Москве и экономически развитых регионах. Люди просто не хотят тратить свою жизнь на достижение ненужных, навязанных целей. Не всякой зрелой личности нужно работать по 12 часов в день ради покупки “Бентли” если можно уже сегодня наслаждаться вещами более ценными – общением с друзьями, природой и творчеством. Если когда-то отъезд миллионера Стерлигова “на ПМЖ в деревню” смотрелся как весьма и весьма экстравагантный поступок, то сегодня это не более чем “один из” примеров дауншифтинга в России.
Можно провести определённую параллель между “дауншифтингом” и ценностями “горизонтальной карьеры” (в частности детально изученной в работах В.К. Тарасова). И то, и другое подчинено принципу “лучше быть, чем казаться”, т.е. превалирования содержания, а не формы деятельности.
“Горизонтальная карьера” это, если так можно выразиться “мягкий вариант дауншифтинга”. Она выглядит не так экстравагантно, как поступок крупного менеджера в один прекрасный день вместо офиса, севшего на самолёт и поехавшего жить в Таиланд, но по своему смыслу имеет сходные предпосылки. Отказ от участия в навязанной обществом “ролевой игре”. Человек развивает свои профессиональные навыки, но сохраняет высокую степень физической и психологической свободы, занимаясь тем, чем ему на самом деле нравится заниматься.
Проблема состоит в том, что по мере развития общества тайных и явных “дауншифтеров” становится все больше и больше. И далеко не все они изначально выбирали для себя сами именно такой путь. Ведь “дауншифтинг” это, по сути, реакция на избыточную жёсткость “идеальной модели”. Чем твёрже регламент поведения для “идеальных персон” тем больше людей, не вписывающихся в эти рамки по тем или иным критериям.
Однако “персоны”, находящиеся внутри “идеальной модели” как правило, плохо осознают наличие “дауншифтингового” окружения. Высокая степень комфорта, власти, материальных благ, очевидно превосходящих блага “низов” – создают ощущение неоспоримого интеллектуального и морального превосходства. Ошибочная аксиома – “если не делают, значит не могут” окончательно вытесняет менее категоричное “не могут или не хотят?”.
Возможно, первым российским дауншифтером был Чацкий, провозгласивший “Служить бы рад, прислуживаться тошно” после чего петербургское общество объявило его сумасшедшим, а он сам уехал ” в деревню, к тетке в глушь, в Саратов”. Но ещё более интересный для нас персонаж – Верещагин (герой знаменитого фильма “Белое солнце пустыни”). Хороший дом, хорошая жена, павлины за окном. И принцип: “Я мзду не беру – мне за державу обидно!”. И вот появляется товарищ Сухов, который двумя словами “активизирует” его социальную активность: “Павлины, говоришь?…”
И вот здесь мы сталкиваемся ещё с одним интересным следствием информационного парадокса. Сознательный отказ “дауншифтера” от социальной активности явление временное, действующее только в рамках определённого информационного поля. Верхи не могут, низы не хотят, “дауншифтеры” могут мочь и могут захотеть.
Для этого нужно лишь нечто, что адресуясь к известному фильму, можно было бы назвать “эффект Рембо”. Герой никого не трогает, до тех пор, пока не трогают его самого. Но как только “происходит активация” становится ясно, что это действие было большой ошибкой.
В современном информационном пространстве “активация дауншифтинга” интересна еще и тем, что она не требует какой-либо значимой организации. Люди, находящиеся в одном информационном поле и придерживающиеся близких идей, могут независимо друг от друга приходить к единому решению по тому или иному вопросу. Мы знаем массу примеров того, как великие открытия совершались параллельно учёными разных стран, даже не знавшими о работах друг друга. В современном мире происходит ещё более интересный процесс, когда не двое, а тысячи десятки тысяч людей могут “объединять мысли” в едином ключе. Если эти мысли не одобряют окружающую реальность, возникает “пороховая бочка” которая может среагировать на совершенно не предсказуемый раздражитель. Причём искать смысл в самом раздражителе возможно и не стоит. Он лишь лакмусовая бумажка, демонстрирующая “низам” окончательный отрыв “идеальной модели” от реального мира. Вы также можете посмотреть лекцию в видеоформате на канале youtube
Д.ф.н., профессор
И.Ю. Хитарова